Каково в техническом и «мужском» ВУЗе представительницам слабого пола? Как и зачем они поступают в МАИ? Что в первую очередь выхватывает из череды будней пытливый и бойкий женский взгляд? У нас в гостях Ольга Молева — студентка шестого факультета, «волевая лентяйка», умница и красавица.

— Ты сразу была уверена, что после школы будешь поступать в институт?

— Что в институт — да, была уверена сразу. Для меня высшее образование само собой разумеется. Я считаю, оно само по себе необходимо.

— Что окончили твои родители?

— Отец окончил вначале авиационный техникум, тот, что на «Войковской», потом — МАТИ, мама — МЭИ.

— Ты с самого начала знала, в какой институт поступишь?

— С самого начала я всем говорила, что я поступлю в любой институт, только не в МАИ. (Смеётся.) Вот так! Потому что у меня брат как раз учился в МАИ, и туда я очень не хотела поступать. Ну, не знаю, почему. Почему-то не хотела. Вообще, я училась в физико-математическо-информатическом классе, то есть класса с восьмого, в принципе, уже было решено (предрешено, я бы даже сказала), что я пойду в какой-то технический институт. Я так и настраивалась.

— Но технарём ты себя не считаешь?

— Счита-аю! (Смеётся.) Я учусь в техническом ВУЗе, почему же я не должна считать себя технарём? В школе мне нравились информатика, математика, физика… Ну, физика — меньше. В принципе, я пошла в математический класс, потому что учить математику мне было легче, чем читать что-нибудь долгое-утомительное-гуманитарное. Это не занимало много времени. До того как пойти в маткласс, я математикой специально не занималась, просто на уроках что-то слушала, было несложно, я думала, что и дальше так же будет. А в одиннадцатом классе пошла на курсы МАИНО.

— Почему, не собираясь поступать в МАИ, ты пошла на подготовительные курсы именно туда, ведь логично думать, что человек идёт на курсы в тот институт, в который хочет поступать?

— Я пошла на курсы в МАИ, чтобы просто подготовиться к ВУЗу. К любому. Ведь после них можно пойти и в другой институт!

У нас в школе тогда по восемь уроков было, до трёх часов, а курсы начинались в четыре двадцать. Пятнадцать минут я шла из школы до дома, потом у меня было минут пять, чтобы поесть, собраться и побежать на курсы. До института мне из Химок — почти час. Я всегда, естественно, опаздывала… Возвращалась я в десять, в одиннадцать вечера, а ещё надо было сделать уроки и к курсам что-то подготовить… Всё это выматывало. И поэтому я всё-таки решила посдавать экзамены. Ну, чтоб не пропадало. Когда я уже поступила, сдала выпускные экзамены, и появилась возможность поступать куда-то ещё, мне, честно говоря, стало обидно — столько времени и сил потратить на МАИ — и не пойти туда учиться? К тому же, куда-то ещё поступать и лень было, на самом деле…

— А тебя не смущало, что МАИ — ВУЗ, в общем-то, мужской?

— Не смущало! (Смеётся.) И не то что прям наоборот… Но не смущало, точно! Почему меня это должно смущать? На самом деле, с представителями противоположного пола мне проще общаться, чем с девушками. Девушки все очень такие… вредные.

— Были ли варианты, куда ещё поступать? Куда хотелось?

—Ну, куда хотелось, в принципе, не было вариантов. А так — были, были. Был вариант поступить в горный институт, на художественную обработку камня, там только открывалась эта специальность. Нужно было сдать несколько рисунков, совершенно примитивных — шарик с тенью, к примеру. Ну лёгкие совсем. Рисовать я не то чтобы умею, нет, но срисовать что-нибудь могу, хотя не училась этому никогда. Могла бы нарисовать, если бы очень постаралась.

— Ты считала, что тебе это ближе?

— Да, ближе. Интересней. Хотя я так подумала, художественная обработка камня — это, в том числе, и надгробные плиты, так? Запросто совершенно!

— Ещё была возможность поступить в МЭСИ. Там мои родственники работают. Очень хотелось, но в МЭСИ мне ехать два с половиной часа. А до МАИ гораздо ближе — тридцать-тридцать пять минут, если нет пробки. В итоге, как я говорила, мне просто стало жалко сил, потраченных на МАИ, да и лень уже было, в конце концов.

— Что в МАИ «убило» тебя сразу, с порога?

— Интерьер меня сразу убил, честно скажу. Раздолбанные аудитории, тараканы в них пробегают — это дело само собой разумеющееся… Причем, я не понимаю, что они там едят! (Смеётся.) В аудиториях-то вообще никакой еды нет и не было! Потом, эта угнетающая атмосфера — длинные серые обшарпанные коридоры, бегающие по ним мыши — я однажды видела: абсолютно ручная, привыкшая к студентам мышь, сидела на лестнице и практически пила пиво.

К интерьеру я, в общем-то, привыкла, но иногда, например, во время сессии, когда все чувства обостряются, он меня раздражает. В период сессии мне много что не нравится! А в остальное время — всё хорошо, всё прекрасно! (Смеётся.) Особенно после сессии, которую и не чаяла сдать и которая вдруг сдаётся! Все парты, все коридоры — как родные, хоть они и разбитые, хоть они и убогие! Помню, у меня был некоторый напряг с летней сессией, и я думала, что её не сдам, и оказалась летом в пустынном институте. Тогда я вдруг поняла, как же я люблю этот институт, какой же он клёвый! Сердце обливалось кровью! Всё сразу понравилось!

— Как ты считаешь, насколько студенту в МАИ уютно?

— Думаю, совсем неуютно. Во-первых, в корпусах негде посидеть — нет скамеек, во-вторых, зимой безумно холодно. В двадцать четвёртом корпусе (корпус 24, зона «А»; см. план МАИ — ред.) около четырёхсотой аудитории одно время лежала труба, похожая на фюзеляж ракеты, на ней было очень удобно сидеть, но её вынесли. Остались только подоконники, но я не удивлюсь, если и их демонтируют.

— Ты сессию-то вовремя сдаёшь?

— Как правило, нет. Но и не очень поздно. Допустим, зимняя сдавалась у меня, самое позднее, 27 января. Как-то мне удавалось. А летняя два раза затянулась.

— Были ли сальные взгляды преподов? Или, скажем так, заинтересованные?

— Нет, сальных не было совершенно. Были такие… доброжелательно-улыбчивые. Не сальные, нет.

— А как насчёт преувеличенного внимания изголодавшихся однокурсников или, может быть, старшекурсников?

— Не, тут тоже уже всё закончилось.

— Сталкивалась ли ты со снисходительным отношением типа: «Ну, девушка, тем более у нас, у аэрокосмонавтов!..»

— А вот это — очень часто. Постоянно. Даже у женщин, как ни странно. Но в общем все относятся хорошо. Преподаватели настроены доброжелательно, и это, кстати, очень приятно. Мои однокурсники мужского пола просто негодуют по этому поводу, потому что они учатся намного больше, чем я, а получают оценки или такие же, а иногда и хуже. То есть я порой проскакиваю на халяву и пользуюсь этим. Даже одна женщина, что удивительно, как-то проявила благосклонность — Невчеснюк по ТММ. Очень хорошая женщина.

— Всех, дочитавших до этого места, безусловно, волнует вопрос «А как же Вестяк?». Ты слышала о нём к моменту встречи с ним?

— Вестяк прошёл как-то очень спокойно. Причём, когда я поступала на этот факультет, я о нём ничего не знала. Когда начала учиться — принялись пугать: вот, мол, Вестяк… Ну, как всегда, любой человек, который поступает в институт, думает: «Это вы меня только пугаете, всё это байки! Всё это из-за вашего раздолбайства. А я-то умней вас всех вместе взятых!» Так считает практически каждый. Есть даже люди, которые поступали на шестой факультет уже после меня, которым я говорила, что на этот факультет идти не надо, потому что могут возникнуть проблемы с тем же Вестяком, но никто меня не слушал: все относятся к этому несерьёзно. Пусть даже говорят, что преподаватель очень требовательный, но никто в это не верит. Ведь есть же такое, согласитесь! Есть такое отношение: «Да, это сложно, но я-то, я же всё могу!» Я уверена, в любом институте, куда ни попади, тебе могут сказать: «О, этот преподаватель! О, он такой-сякой!» Да, Вестяк действительно представлял собой реальную опасность для студентов.

— А в твоей группе Вестяк многих завалил?

— У нас была самая первая сессия — так скажем, боевое крещение — мы сдавали Вестяку линейную алгебру, и у нас из тридцати человек сдали семеро. А матан на первом курсе вела Александрова. Они с Вестяком, похоже, недолюбливают друг друга. Так она в первом семестре всем этот матан поставила, хотя мы всё это, в общем-то проходили в школе, и в первом семестре насчет матана я особо не волновалась. Хотя сдала я его на «три», потому что у меня был троечный «автомат». Я пришла, Александрова говорит: «Возьмёшь производную?» Я говорю: «Хорошо». Она спрашивает: «Будешь дальше отвечать?» А я испугалась: «Не, не буду». Но при этом мысли, что я матан вообще не сдам, у меня не было. Я знала, что сдам.

Во втором семестре первого курса Вестяк вёл уже не «линейку», а семинары по матану, а лекции читала по-прежнему Александрова. Соответственно, она же и экзамен должна была принимать. Так получилось, что к экзамену он допустил всего пять человек. Среди этих пятерых оказалась и я. Александрова, в отличие от Вестяка, на экзамене спрашивает самые простые вещи, основы, азы. На один из таких вопросов я, увы, не ответила. Так она в тот же день прибежала к Вестяку: «Кого ж вы к экзамену допускаете? Она же самого простого не знает! Кошмар!» И так она на меня взъелась, что даже когда я всё выучила, никак не хотела ставить, валила. Я ей сдавала раз семь! Она меня просто доконала! Выходит, что Александрова для меня оказалась хуже самого Вестяка! И вообще она очень не любит девушек.

Лекции у Вестяка начинались в восемь утра, причём на нашем потоке они были спаренные, а на перемену он не отпускал. То есть два с половиной часа нужно было писать не отрываясь. Глазки в кучку, но мы писали… Причём во всём институте к этому времени уже сделали первую пару в 9:15, но у Вестяка (именно у Вестяка) лекции начинались в восемь утра. Но есть и более важная деталь! Во втором семестре, как я уже говорила, Вестяк у моей группы вёл семинары по матану. Количество часов, отведённых на занятия по учебному плану, он считал совершенно недостаточным, и мы занимались дополнительно, причём в субботу (это происходило практически каждую субботу). Мы занимались с часу или двух до шести, естественно, без перерыва. Максимум, что я могла запомнить — это материал, который он давал в течение первого часа. По его прошествии все занимались кто чем — кто в окно смотрел, кто в крестики-нолики играл — уже никто ничего не понимал, но все сидели. А самое интересное — дополнительные в восемь утра в воскресенье (правда, всего раз или два), и Вестяк предупреждал, что тому, кто не придёт, полагается «сто интегралов вне очереди». Причём, большое домашнее задание он задавал всегда. К примеру, те же сто интегралов из учебника Демидовича к следующему семинару — как пить дать. Мы успевали только переписать эти интегралы у наших предшественников, не пытаясь, разумеется, вникнуть, зачастую забивая на остальные семинары, лишь бы успеть.

— Насколько хорош Вестяк как лектор? Говорят, что студенты ему даже аплодировали, настолько он классно читал. Это правда?

— Вообще-то он очень любит показаться этаким супероригиналом, любит шутки наподобие армейских, к примеру: «Почему вы опоздали? Что, трамвай встал, а вы помогали шпалы переносить?» Насчёт трамвая — это вообще его любимая шутка. Многих старался высмеять, хотя меня не высмеивал ни разу. Девушек он вообще не высмеивает.

— Есть мнение, что он относится к девушкам как к существам второго сорта, которым в МАИ вообще делать нечего.

— Да, так относится, но я бы не сказала, что ко всем девушкам. Ко мне он относился нормально, довольно ровно. Вестяк не любит, когда его боятся. Если он начинает кого-то чмырить и видит, что человек теряется, тушуется, он этим пользуется. А если спокойно смотреть ему в глаза и внятно отвечать, он реагирует вполне адекватно. Если Вестяк видит, что человек его не боится, но и не хамит, то он всегда нормально относится. Я слышала историю, как один молодой человек сдавал Вестяку экзамен, приемлемо ответил, и Вестяк, написав на листке дополнительное задание, щелчком послал лист этому студенту. А студент написал ответ и также щелчком отправил листок обратно. Так Вестяк бровями двинул и тут же ему «тройку» поставил. Ну, больше-то он, как правило, и не ставит. Только одной девушке из моей группы поставил «пять», но она ботанка жуткая. Я не сказала бы, что Вестяк такой жуткий деспот. Когда я впервые шла к нему на экзамен (а за весь семестр лекций набралось две пухлых тетради по 96 листов), я готовилась весьма усердно, времени не теряла (очень хотела сдать), но за отведённый срок успела выучить процентов двадцать (во всяком случае, не больше двадцати вопросов из данных Вестяком шестидесяти). Ну действительно, выучить больше было нереально. Вестяк спрашивал именно то, что было в билетах, но из того огромного курса, который он даёт, практически никто всего не знал, особенно в первый раз. А те ботаны, которые действительно всё выучили, получили нормальные оценки. Была одна или две «четвёрки», одна «пятёрка»…

— А ты боишься сессии? Коленки дрожат при входе в аудиторию?

— Да, иногда очень! Особенно на первом курсе дрожали. А потом — когда как.

— Вам-то, девчонкам, чего бояться: в армию-то не идти!

— Но и вылетать не хочется! И потом, знаешь, с первого раза сдать всегда легче, чем со второго и с третьего или, не дай бог, с четвёртого. Допустим, если я, как всегда, вначале всё прогуляю, то, когда я начинаю сдавать, приходится выучивать всё чуть ли не наизусть. Той же Невчеснюк нужно было сдать РГР, и все сдали достаточно быстро, причём на «пятёрки», а я, как всегда, дотянула до последнего и в конце концов сдавала ей очень долго (получилось даже, что к первому экзамену я не успела всё сделать). Но когда я пришла на консультацию, и она начала задавать вопросы, отвечала ей в основном я, на что Невчеснюк поясняла собравшимся: «Мы с ней уже пообщались!» Так что легче сдать сразу.

— У тебя есть цель в жизни?

— Я бы очень хотела, чтобы она у меня была. Оказаться на оборонном предприятии уж точно не является моей целью. Но, учась в МАИ, похоже, только такую цель и можно себе позволить.

— На «войну» ходишь?

— На «войну» — нет. Хотя очень многие девушки с моего потока ходят. Для всех большая загадка, зачем они туда ходят, может быть, хотят таким образом найти себе молодого человека?..

— А тебе самой никогда не хотелось пойти на военную кафедру?

— Нет, мне гораздо больше хотелось поспать в этот день. И в этом смысле я с нетерпением ждала, когда же наконец «война» начнётся. (Смеётся.)

— Ты отучилась в МАИ уже три полных курса. Что ты вынесла для себя за это время? Ты изменилась? В чём тебя сформировал институт, чему научил не как студентку, а как человека?

— Естественно, я изменилась, но это заслуга не только МАИ. В этом возрасте человек со временем меняется, это естественно. Сейчас я обленилась, а на первых курсах сдать сессию — это было нечто такое, после чего обычно кричат: «Yes!!!» Это было очень приятно. А в плане самодисциплины и стойкости произошло скорее разложение, нежели формирование. Привыкаешь, что можно проспать сегодня, проспать завтра, а послезавтра вообще не ходить… Другое дело, если лабы!.. Так что в школе самодисциплина у меня была на гораздо более высоком уровне! Сейчас я хожу в институт скорее для успокоения совести, либо от нечего делать. Энтузиазма нет и в помине. Это ужасно.

По рассказам подруг, учащихся в других институтах, только у нас в МАИ существует система РГР, когда тебе в начале семестра выдают задание, а потом на тебя забивают. Для меня на первом курсе это было очень странно. Конечно, если ты человек нормальный — ты понимаешь, что сам себе хозяин и должен всё сделать самостоятельно, но что меня особенно удивило, что далеко не всегда объясняют, как это сделать. Ты просто должен это сделать к концу семестра — и точка. И в этом отношении МАИ очень сильно отличается от школы и от других институтов.

Больше всего меня убила информатика. На первом курсе нам дали делать какие-то программы на Фортране, занимались мы в суперклассе с какими-то «виртуальными машинами», в двадцать четвёртом корпусе (корпус 24, зона «А»; см. план МАИ — ред.), на третьем этаже. «Виртуальные» — это не я их так называю, на аудитории была табличка «Виртуальные машины» или нечто вроде, я уж сейчас не помню. Выглядели они просто ужасающе — железная клавиатура, железный ящик вместо монитора. Windows и даже Norton’а и в помине не было, мыши тоже, разумеется, отсутствовали как класс. Отлаживать программы на этих самых «виртуальных машинах» было совершенно невозможно — они всё время зависали. И вот с помощью этих жутких компьютеров нужно было написать программу на Фортране. Для меня это было просто шоком! Школа у меня была с информатическим уклоном, у нас была замечательная учительница, она прекрасно преподавала, объясняя всё с помощью практических примеров, аналогий и даже шаблонов программ.

В институте же нам читали лекции о развитии вычислительной техники, о том, как современные компьютеры произошли от больших машин с комнату размером — и ничего про нынешний PC как таковой. Это были лекции скорее по истории, нежели по информатике. На семинарах тоже не было хотя бы примеров написания программ, ни подобных той, что была нам задана, ни каких-либо других. В итоге, ни один человек из тех, у кого не было информатики в школе, или не увлекающийся программированием сам по себе не мог этого написать, и все программы были написаны теми, кто занимался этим раньше. То есть информатике нас не учили абсолютно. Поскольку Фортран похож на Pascal, который мы проходили в школе, мне удалось всё вполне сносно написать. Принимали две тётушки — Воробьёва и ещё одна, фамилию которой я, к сожалению, не помню. Принесённую программу необходимо было объяснить и рассказать, как она работает. Так вот, они не всегда понимали, даже если программа была написана верно и действительно работала. Это было божественно! Они не догоняли и, соответственно, оценку не ставили. Позже до них доходило, и оценка появлялась, но это занимало существенное время.

В общем, система у нас в институте, конечно, да-а… Даже в маёвском филиале в Химках («Ракетно-космическая техника» (РКТ), включает в т. ч. факультеты «Комета» и «Космическая техника» — ред.) такого нет. Там за каждым смотрят, наблюдают — получается как вторая школа, очень похоже. Мне даже отец говорит, что из Химок приходят студенты — настоящие специалисты, неплохо во всём разбираются, хоть сейчас на «Энергомаш», а в Большом МАИ на всё абсолютно забили. Кстати говоря, во время обучения на подготовительных курсах я общалась с девушкой, учившейся на моём факультете, даже на моей специальности, семь лет назад. И она говорила, что в те времена была полнейшая разруха: перестройка, вся авиация рухнула, преподаватели слабо понимали, что творится вокруг, и забили на всех студентов, ставили всё на халяву, и студенты, дескать, вообще не учились. Сегодня эти же преподаватели, у которых теперь учусь я, стали просто брать деньги. Видимо, они всё-таки додумались, что им надо, и опомнились. Но это вообще больная тема.

— Как, кстати, ты относишься к тому, что ВУЗы вообще и МАИ в частности ныне «построены на деньгах»?

— С точки зрения образования это, конечно, ужасно. Мне вообще кажется, что МАИ специалистов в своей области уже особо не выпускает. Стать специалистом может только человек, который этого действительно хочет, а таких у нас очень мало. Я таких вообще не знаю. Все учатся, чтобы, во-первых, не пойти в армию, а, во-вторых, ради «корочки».

— А ты сама хочешь стать специалистом авиационного направления?

— Я — нет. Кстати говоря, раньше МАИ по сравнению с прочими институтами котировался весьма высоко, считался крутым ВУЗом, готовящим нормальных специалистов. Многие, на удивление, и сейчас так считают. К примеру, один из моих однокурсников хотел пойти на второе образование в МГИМО. Пришёл туда: я, говорит, учусь в МАИ на четвёртом курсе. На него смотрят квадратными глазами: как же ты, мол, продержался-то до четвёртого курса? Наверное, ты просто суперумный? Также и для журфака МГУ — «Литературная газета» там считается просто богом, хотя и она сейчас уже почти загнулась.

— Ты сталкивалась с денежной стороной современного маёвского образования? Со взятками? Намекали?

— Намекали, а то! В основном, конечно, что необходимо заплатить за консультации в кассу института, хотя бывало и мимо кассы: платишь и сдаёшь, и всё прекрасно. В тот момент меня это даже порадовало. Но что меня возмущает гораздо больше — это плата за пересдачи, которая абсолютно не отражается на том, сдашь ты или нет. Тебе не будет никаких поблажек, ты просто платишь за попытку. А взятки меня никогда особо и не расстраивали.

Один дядечка, кстати, весь семестр талдычил нам, что в МАИ взяток нет, не было и не будет, а потом принимал курсовые даже не списанные, а отксеренные! За «дополнительные занятия», разумеется. До этого, когда ему приносили всё честно написанное — он не принимал, а когда после «дополнительных» приносили ксерокс курсовой — всё было прекрасно.

— Как ты считаешь, студенту сегодня лучше работать ради денег или следует найти работу по специальности?

— Работать в любом случае следует: зарабатывая деньги, человек самореализуется, становится более самостоятельным, более уверенным в себе.

— Можно ли это делать в ущерб учёбе?

— Думаю, да. Поскольку из моих знакомых лишь считанные единицы учатся, чтобы стать специалистами и реализоваться в области авиации.

— А работать по своей предполагаемой будущей профессии, пусть и не связанной с МАИ, в ущерб учёбе имеет смысл?

— Естественно.

— Тебе известно, что аббревиатура «МАИ» зачастую расшифровывается как «Московский алкогольный институт»? Как складывались твои взаимоотношения с алкоголем, особенно на втором курсе — традиционно самом пьяном?

— Разумеется, такую расшифровку я слышала. Запоями не пью. (Смеётся.) Вообще не сказала бы, что много пила в институте.

— В школе пили больше?

— Ну, не больше! (Смеётся.) Больше вне института. Хотя и в институте, в незабываемом заведении под названием «Ледокол» частенько случаются всякие пьянки. А вообще я считаю, что он настолько же алкогольный, насколько и все остальные.

— Если ты прогуливаешь пару, где ты предпочитаешь это делать?

— Одно время я предпочитала находиться дома, теперь, особенно если есть деньги — в кафе около трёшки («Ёлочка» — ред.), называемое в народе «Элен и ребята». На первом курсе — в баре ДК МАИ. Тогда мы частенько играли в бильярд. А если финансы поют романсы, можно пойти в божественный ресторан в общаге на Царёва, 12.

А недавно у меня действительно было окно, и я зашла в «Ледокол» поесть. Это был просто ужас! Заходит натуральный бомж — грязный, в лохмотьях, вонючий, с синей рожей, под глазом синяк. Не какой-нибудь алкаш, а именно бомж! Берет поднос, покупает жратву, садится и ест! Я как представила, что он, может быть, раньше пил из моего стакана — мне чуть дурно не стало.

— Сколько у тебя девчонок в группе?

— Почти половина. Но у нас маленькая группа, человек одиннадцать.

— Вообще девушке в МАИ тяжело?

— Девушке в МАИ совершенно нормально! Я не считаю, что девушка и молодой человек настолько различны в плане учёбы, что одному легко, а другому тяжело. Девушке в МАИ на самом-то деле легче! Потому что значительная доля преподавателей считает, что бедной девушке очень трудно и ей непременно надо помочь!