В ДК МАИ выступают по всяким торжественным случаям (Вечер козерога, 1 апреля, открытие театрального сезона, закрытие театрального сезона и проч.) несколько команд самодеятельности. Некоторые образовались совсем недавно, некоторые — два десятка лет назад, а то и раньше. Самая взрослая (не скажешь же про команду — старая, обидеться ведь можно), известная и уважаемая команда — это «Зеркало» с четвёртого факультета.
У меня в гостях её руководитель Алексей Толкачёв.

— В каком году ты поступил в МАИ?

— В 1983.

— А в «Зеркало»?

— В 1986. Правда, не совсем ещё в «Зеркало». «Зеркалом» тогда назывался факультетский театральный коллектив, который делал спектакли и сценки. А все остальные артисты — певцы, музыканты, пародисты и т. д., в число которых на третьем курсе большие мальчики взяли и меня, эта компания «Зеркалом» не называлась. Иногда её называли «Зазеркальем». Потом, в конце 1980-х, всё это как-то объединилось в один коллектив.

— Что представлял собой театр, когда ты только в него пришёл? Была какая-то разница с тем, чем он является сейчас?

— Изменилось очень многое. Прежде всего потому, что изменилась ситуация в стране, и, соответственно, изменились условия, в которых существует самодеятельность. Сейчас, по крайней мере, по сравнению с совковыми временами, мы живём в условиях абсолютной свободы. Раньше же всё было запрещено. То есть, боюсь, я тебе даже на словах не смогу передать, насколько узкие были рамки! Приведу пару примеров… Скажем, однажды мне запретили петь песню со словами:

Тонут звёзды в Москве-реке,
И ладьёю скользит луна.
Ещё виден твой след на песке,
А вокруг звенит тишина.

Ну, то есть обычная попсовая песня про любовь, петь каковые свойственно юношам. Прослушивавший репетицию представитель парткома сказал: «Что это за звёзды тонут в Москве-реке? Уж не кремлёвские ли? И вообще, откуда у молодого человека такой пессимизм?» И песню не пропустили.
Другой пример, на самом деле, более страшный… У «Аквариума» есть песня «Электрический пёс». Там поётся:

Но женщины, те, что могли быть как сёстры,
Красят ядом рабочую плоскость ногтей.
И во всём, что движется, видят соперниц,
Хотя уверяют, что видят блядей.

Так вот, я своему другу в те времена это цитирую, мол, прикинь, как круто сказано! А он говорит: «Да ладно, ты врёшь, не может быть такой песни!» Я отвечаю: «Да нет, ты не понял! Я ж не говорю, что я это по радио слышал или на пластинке. Это подпольный магнитофонный альбом одного ансамбля». А друг: «Нет, не верю. Ты меня прикалываешь!» То есть человек даже теоретически представить себе не мог возможности существования в природе чего-то настолько выходящего за рамки дозволенного.
Да что говорить, помню, уже году в 1988, когда уже вовсю была перестройка, гласность и всё такое, по ТВ показали клип «Мусорный ветер» группы «Крематорий». В титрах группу назвали «Крем». Название «Крематорий» посчитали недопустимым для ТВ. Сейчас я уже и сам, хоть и жил в те времена, не могу понять, почему?
(Кстати, основатели «Крематория» Армен Григорян и Виктор Троегубов учились на четвёртом же факультете МАИ и даже, как пишет Троегубов, приняли как-то раз участие в выступлении факультетского театра.)

Однако я отвлёкся. Это всё к тому, что ситуация переменилась очень сильно. Вот чем могла заниматься студенческая самодеятельность раньше: классический театр (сценарии советских драматургов или произведения писателей, изданных в СССР), ну и всякие эстрадные жанры — танцы, вокал, музыка и прочие фокусы. Все тексты, которые звучали со сцены, должны были быть «залитованы», то есть заранее подавались на рассмотрение специальной комиссии, ответственной за идеологию.
И получался такой интересный эффект: будучи ограничены узкими рамками, артисты концентрировались на мастерстве, и это было средством завоевать внимание публики. Представь себе, когда во всех театрах, и профессиональных, и студенческих, идёт одно и то же, ну, для примера, «Как закалялась сталь», то как же надо это дело поставить и сыграть, чтоб публике было интересно! И порой делались вещи действительно мастерские!
Такой, например, факт: из первого состава «Зеркала» по крайней мере трое (это только то, что мне известно) — Михаил Зонненштраль, Сергей Останин, Виталий Толубеев — впоследствии окончили театральные ВУЗы и играли в профессиональных театрах. А первым режиссёром «Зеркала», работавшим с коллективом с 1975 г. и далее, в течение многих лет, был артист Театра сатиры Александр Диденко, который, кстати, недавно получил звание Заслуженного артиста России.
Если сравнивать современное «Зеркало» с теми древними временами, то можно сказать, что мы продвинулись на поприще всякого сочинительства, но в немалой степени утратили традиции высокого актёрского и, тем более, режиссёрского мастерства, которое было присуще нашим отцам-основателям. Хотя, к счастью, когда мы ставим спектакли, с нами работают Слава и Рита Ивановы, профессиональные режиссёры, которые сотрудничают с «Зеркалом» уже очень много лет.
Вот, собственно, что изменилось. Характерная иллюстрация: у нас праздновалось 55-летие ФРЭЛА, и делался концерт с участием факультетских артистов разных поколений. (Тут-то я и имел счастье познакомиться с джентльменами из первого состава «Зеркала».) У меня была идея показать на этом концерте один из первых номеров «Зеркала» — «Армейскую самодеятельность» — в исполнении «сборной» разных поколений, от стариков до нынешних студентов из команды КВН «Малая земля». Сам номер, честно говоря, судя чисто по тексту, нынешним артистам «Зеркала», и мне в том числе, казался не смешным. Но всё же я хотел его сделать в качестве такого «исторического сувенира», что ли… В общем, стали мы его делать, вроде как-то отрепетировали, вроде нормально. А Володя Уваров разыскал и пригласил «стариков» (Останина, Толубеева, Мухина). Они делали в этом концерте номера из старого классического репертуара «Зеркала». Увидели нашу «Самодеятельность» и говорят: «Вы что?! Это ж не смешно!» Я говорю: «Так это… типа… ну да, не смешно… Так ведь номер такой…» А они: «Да нет, просто делается всё неправильно». (А до концерта остается всего два дня.) :-) Я возражаю: «Менять-то уже что-либо поздно! Вроде бы более или менее…» А они: «„Более или менее“ — это понятие не из театрального лексикона. Ты не ссы, мы сейчас займёмся этим конкретно и сделаем так, как надо. Или, может, не сделаем. Но тогда и показывать этот номер не надо». И действительно, эти взрослые дядьки похерили все свои семейные дела, в выходные приезжали в ДК и день-деньской с нашими ребятами занимались номером. И номер стал совершенно другим! Оказалось, что он, блин, смешной! И смех не в тексте, самом по себе, а в сочетании текста и игры. То есть публика-то раньше не глупее была, чем нынче. И насмешить её было не легче, чем сейчас. А тут — всякие, понимаешь, синхронные повороты голов, ответная реакция в виде какого-то чёткого жеста — это инструменты, которыми я лично, как несостоявшийся режиссёр, не владею. А на моих глазах Сергей Останин со товарищи сделали чудо — вчера номера не было, а сегодня он уже есть!
Что-то слишком долго отвечал я на этот твой вопрос. Следующий ответ будет короче!

— А сколько уже лет театру?

— Двадцать шесть.

— Да уж, действительно короче получилось. Давай-ка ты подлиннее всё же. Кто является руководителем театра? Насколько эта должность официальная?

— Руководителем являюсь я. Должность, с одной стороны, вроде бы официальная, а с другой стороны, кто реально руководит, тот и руководитель. А реально руководить — это значит решать всякие сложные творческие задачи, то есть, например, кому сегодня выносить мусор после репетиции, и т. п.

— Обязанности (кроме руководства) у вас у всех одинаковые? Или кому-то что-то достаётся больше?

— Ну, вообще, таких вот именно «обязанностей», то есть нетворческой, неинтересной, но необходимой работы, типа покупки материалов, расклейки афиш или той же уборки комнаты, в нашей жизни не так уж много, и это я стараюсь распределять поровну. А основная часть работы — творческая. И она распределяется далеко не поровну. Тут каждый делает то, что умеет. Скажем, надо нарисовать рекламные афиши. Это могут нормально сделать, допустим, три таких-то человека. Вот они и рисуют. А фонограмму могут изготовить два человека — они её и записывают. И в этом смысле люди загружены очень неравномерно. Но это нормально, потому что такая деятельность людям не в тягость, а наоборот. Вообще, у кого к чему душа лежит… Например, прошлой весной нам для спектакля требовалось стрелковое оружие в количестве десяти единиц: автоматы, карабины, винтовки, и чтобы выглядели как настоящие. Одну винтовку я купил. Китайскую, за 150 руб. Для снайпера, который стрелял из зала на сцену. Но полутора тысяч на десять винтовок у меня не было. Тогда Коля Бочкарёв, только что пришедший в «Зеркало», вызвался обзвонить разные театры и попытаться одолжить оружие. И договорился в одном театре. Не буду говорить в каком, потому что это делалось неофициально, но это был известный московский театр, и вообще, было очень прикольно, когда мы с Колей лазили там по складу реквизита и выбирали винтовки. Представляешь себе склад реквизита в старом театре? Чего только нет — тут доспехи рыцаря, там — пулемёт «Максим»…
Вот Коля сам вызвался с театрами поговорить, а я вряд ли стал бы кому насильственно поручать такое дело. И бегали бы солдаты у нас без винтовок.
Или когда мы ставили спектакль про тараканов, Дима Петров сделал тогда гигантский сигаретный бычок. Но если бы он сам не сказал, что может такое сделать, этого бычка бы и не было.

— Кто придумывает пародии на песни? А сценки?

Технологию могу описать совершенно конкретно. Собираемся все вместе, сидим, тупо смотрим друг на друга, рассказываем анекдоты. Иногда с большим трудом удаётся свернуть на разговор насчёт того, какую песню хорошо бы спародировать или какую сценку можно бы сочинить. Начинают звучать предложения. В очередной раз мы все убеждаемся, что в коллективе нашем люди собираются по принципу тупости, банальности мышления, отсутствия фантазии, ну и, в общем, просто слабоумные.
Я в книжечку записываю какие-то идеи, которые на тот момент кажутся прогрессивными.
Потом собираемся в другой, в третий раз, пытаемся эти идеи как-то развивать.
Наконец, наступает момент, когда надо уже взять всё, что придумано по какому-то номеру, и написать конкретный сценарий. Это уже делается дома самостоятельно каким-то автором, который берётся осуществлять этот проект. К счастью, авторов, которые могут самостоятельно написать конкретный текст, у нас много: Иван Топтыгин, Александр Мурзак, Павел Лихницкий, Арина Кожемякина, Дмитрий Игошев, Антон «Фаций» Кузькин, Наташа «То» Куркчи и ваш покорный слуга.
Автор пишет текст, приносит, читает, все слушают. Обсуждают. Бывает, что принимается безоговорочно, бывает, что текст признаётся полным отстоем и номер вообще херится, а чаще всего — нечто среднее, то есть указываются слабые места, и все вместе думают, как их усилить.
В следующий раз автор приносит новую редакцию текста, уже очень близкую к тому, что должно быть.
Это так работа строится в идеале. Реально же часто бывает спешка, и нет времени всё проделать так обстоятельно. И это, как правило, сказывается на качестве. В принципе, в ситуации дикого аврала я «по законам военного времени» могу сказать: «Всё, пиндык, больше ничего не обсуждается, как я скажу, так и будем делать!» Но это очень плохо, это только когда совсем нет времени. Одна голова никак не может быть лучше пятнадцати.

— Сколько у вас актёров?

— Скажем так, в этом сезоне человек 25—30 в большей или меньшей степени участвовало. Вообще, для нашего стиля оптимальный состав — человек 15. Мы не делаем массовых сцен, как, допустим, «Фауст», и, если народу становится больше, многие просто сидят без работы. Вообще численность наша как-то волнами меняется. Сейчас много народу, а вот в 1997, когда мы делали спектакль «Юго-западный ветер», там требовалось всего восемь человек, а нас было только шестеро! Двух девушек специально пригласили как «сессионных актрис». Третью женскую роль играл Петя Русланов.

— Все в смысле учёбы имеют отношение к МАИ (окончили или учатся до сих пор)?

— Двое (То и Фаций) не из МАИ, остальные — все настоящие или бывшие маёвцы.

— Кто-то пробовал свой актёрский или сценарный талант за пределами «Зеркала»?

Пробовали. Ну про наших «отцов-театралов» я уже говорил. Вообще, про «стариков» я мало знаю, думаю, что многие из факультетской самодеятельности работали потом профессионально на творческом поприще. Было немало мастеров в разных жанрах. Один Анатолий Сёмочкин чего стоит! (Это такой супергитарист, играет фламенко, как Пако де Лусия.) Из известных артистов-выпускников четвёртого фака могу назвать ещё Игоря Кезлю («Господин Дадуда») и Александра Кузнецова, исполнителя главной роли в фильме «Джек Восьмёркин — „американец“», не знаю, правда, выступали ли они в факультетской самодеятельности. А из наших, относительно молодых… Дроздов снимался в юмористическо-публицистических передачах. (Например, помню, как-то его нарядили гаишником, он тормозил машины, приставал к водителям, всё это снималось, и потом в передаче давался какой-то комментарий на предмет правовых вопросов.)
Вадим Панов написал фантастический роман «Войны начинают неудачники», который недавно вышел в издательстве «Эксмо» тиражом 9000 экз. (Кстати, очень увлекательный роман, рекомендую.)
Лёша Сафронов делает музыку для рекламы и для кино иногда.
Я одно время зарабатывал на жизнь рекламой. Был сценаристом и режиссёром двух роликов, которые показывали по ТВ (снимались, естественно, люди из «Зеркала» — те же Дроздов, Сафронов, Катя Галушко, Илья Жистовский). Но я это делал слабо и непрофессионально, стыдно вспоминать. Ещё на радио было штук семь роликов по моим сценариям. Вообще про работу в рекламе у Пелевина в «Generation „П“» всё адекватно написано. :-) Да, с «Квартетом И» мы аж десятиминутный рекламный фильм сняли для одной организации. Это было моё первое «дело» в рекламе. И сразу фильм, и смех и грех!
Ещё я писал сценарии для детской передачи «Праздник каждый день» (это одно время на РТР была такая альтернатива «Спокойной ночи, малыши!»).

— Где вы выступаете кроме ДК МАИ, зимних и летних лагерей (Ярополец, Суворово, Алушта)?

— Практически нигде.

— Является ли «Зеркало» командой КВН? Имеется в виду возможность вашего выступления в высшей лиге в МДМ.

— Командой КВН мы не являемся. Что такое, собственно, КВН? Чем это отличается от просто студенческого капустника? Элементом соревнования. Команда состязается с другой командой. Если б мы когда-нибудь решили, что такая форма шоу даёт какие-то классные выразительные средства, так мы бы разделили «Зеркало» пополам и сыграли сами с собой. А соревноваться с кем-то, чтобы показать, что мы, типа, остроумнее кого-то — это как-то не прикалывает. Мы делаем своё шоу, да и всё, в этом наше увлечение и наша специальность.

А вообще, если говорить о КВН, то очень часто маёвцы задают своим артистам такой вопрос: «Вот вы делаете такие смешные вещи — почему же МАИ не выступает у Маслякова по телевизору?!» На этот вопрос я бы ответил так. Масляковский КВН — это серьёзный шоу-бизнес взрослых дядей. Со свободным творчеством для собственного удовольствия это дело имеет очень мало общего. Заниматься этим — это не шутки шутить. Это работа. И на фиг нам туда впрягаться? Не находится таких желающих. Не видно смысла. То есть, прямо скажу, чтобы, в лучшем случае, вся страна по телевизору увидела, что команда МАИ — чемпион России по КВН — это недостаточный стимул. Потому что ради этого надо пожертвовать очень дорогими вещами — прикинь, сейчас, например, вместо того, чтобы делать хип-хоп представление, которое мы тут показывали, пришлось бы на полгода на всё забить, готовить программу специально для телевизионного КВН, десятки раз её переделывать, чтобы она соответствовала формату этого шоу, да и вообще, чтобы редакция признала её подходящей по уровню… Это, скажу я тебе, не развлечение, а работа. Другое дело, если бы институт посчитал, что это по какой-то причине нужно, и стал бы осуществлять какое-то мощное финансовое вливание в этот проект, то желающие поработать нашлись бы. Но этого не происходит. А так, на чистом энтузиазме, маёвцы дважды принимались за это дело, но бросали, разочаровавшись. (Я имею в виду, конечно, не 1960-е гг., когда команда МАИ очень даже знаменито выступала, а возрождённый КВН, который пошёл года с 1986.) Первый раз это было как раз с самого начала возрождения, команда МАИ подала заявку, эту заявку показывали в эфире в первой игре возрождённого КВН (наш Дроздов там снимался, среди прочих), но саму программу команды МАИ не приняли. Как рассказывают, сказали: «У вас тут просто шуточки, а в нашей передаче требуется сейчас сатира! У нас же Перестройка и всё такое». Сделали другую версию, с сатирой. На это руководители программы сказали: «Нет, это уж через край, надо помягче». Стали делать третью версию, делали, делали, да потеряли интерес и бросили.

А потом году в 1995 «Фауст» предпринял попытку. Сделали программу, ездили в Сочи (там ежегодно проводится фестиваль, где желающие играть показывают свои программы, а редакция, типа, выбирает, кого брать в телевизор). Представление их я помню, оно было оригинальное и смешное. И публика смеялась. Но на телевидение не взяли. Если продолжать, то надо было бы переделывать, переделывать до опупения, подгонять под формат, под принятые там у них стандарты, но желания переделывать не было. А вообще, фиг их знает, директоров КВНских, может, можно было денег дать, и тогда взяли бы… Но финансирования не было. На этом все и кончилось.

Возвращаясь же к самодеятельности, надо сказать, что это — счастливейшая возможность свободного творчества, каковая невозможна при работе за деньги. Вместе с деньгами сразу появляются конкретные рамки. Вот, казалось бы, группа «Ленинград» — совершенно отвязная раздолбайская команда, поющая матерные песни. Однако, думаю, если они скажут: «Хотим записать альбом романсов на стихи Пушкина», — им в звукозаписывающей компании ответят: «Нет уж, вы, голубчики, дурить бросьте! Вы давайте-ка сначала запишите нам к концу года нормальный матерный альбом, а потом уж, если останется свободное время, можете заниматься своими несуразными экспериментами! За свои собственные деньги…»

— Сильно ли изменился состав участников по сравнению с первоначальным? У вас сейчас есть «старички»?

— Первоначальный-то состав — это те, кто играл в 1975 г. Конечно, сейчас не участвуют ни они, ни многие следующие поколения. Самый старый «старичок» — Володя Дроздов, который в «Зеркале» с 1983 г. Никита Зубов играет с 1984 г. Илья Жистовский — с 1987 г. Остальные — моложе. Сейчас больше половины действующего состава — студенты.

А вот, кстати, Дмитрий Аношин, с которым было одно из твоих интервью, тоже у нас выступал. Играл на банджо.

— Кто ведёт сайт «Зеркала»?

— Дизайн сделал Макс Бажов. Большинство картинок нарисовано им же. Написанием всяких текстов и обновлениями сайта занимаюсь я. Ваня Топтыгин иногда что-то рисует. Почти все Flash-мультики нарисовал он (кроме «маёвского тоста», сделанного Сафроновым).

— Чем дальше планирует заниматься «Зеркало»? Всё так же выступать в МАИ? Или как-то расширяться?

— Всё так же выступать в МАИ.

— Алексей, ну вот, казалось бы, взрослый человек, давным-давно институт окончил… не надоело самодеятельностью заниматься?

— А чем мне ещё заниматься? У каждого своё хобби. Допустим, один мой приятель — охотник. Покупает себе какие-то ружья, собаку, ездит охотиться куда-то постоянно. Для меня всё это очень странно. Я бы тоже у него, пожалуй, спросил: «Вот ты, Толик, взрослый человек. Не надоело охотиться? Это же мальчишество — игра в войнушку, в индейцев, пиф-паф, умирает зайчик мой… Не пора ли уже начать зверушек жалеть?» Однако у всех свои игры. У меня вот — такая…
Но что касается выступлений на сцене, отношение к этому с возрастом, конечно, меняется. Гребенщиков как-то сказал группе «Чайф» примерно так: «Вы настоящая рок-н-ролльная команда, потому что когда вы играете, у вас в глазах написано, что вы хотите трахнуть всех девушек в этом зале!» Это очень метко сказано. Лучший артист на сцене это тот, кто рвётся на неё, чувствует мощный драйв, тащится от того, что он на сцене и зажигает зал. Энергия таких людей напрямую невербально передаётся публике. Ну а я давно уже не хочу трахнуть всех девушек в зале…
Без какого-то сочинительства я уже жить, видимо, не смогу, но мне сейчас, в принципе, всё равно, выступать ли на сцене или записывать студийно музыку со своим другом-музыкантом, или просто рассказы пописывать. Но студенческая самодеятельность, во-первых, наиболее свободная форма для любых творческих проявлений. Тут можно делать всё. Хочешь на гитаре играть — пожалуйста, сочиняешь смешные тексты — годится для капустников, сочиняешь серьёзные тексты — пригодится для спектакля, танцуешь — танцуй, «извлекаешь серебряный рубль из носа у почтеннейшей публики» — извлекай.
А, во-вторых, мне чисто по-человечески чрезвычайно полезна среда общения, которая существует в студенческом коллективе. Это очень здоровая атмосфера настоящих современных людей, реальных носителей современного духа и передовой мысли, как в искусстве, так и вообще, во всём остальном. И это тормозит возрастную деградацию. А то, бывает, иной раз сядешь бухать с ровесниками, и начинаются старопердунские разговоры о том, что раньше-де было и это лучше, и то лучше, а теперь молодёжь не та пошла… Ужас! А потом ещё выпили — и давай старые советские песни петь! «Старые песни о главном — 8» на выезде… Мне эти дела смешны, я-то на «молодёжь», motherfucker, не со стороны смотрю. Так что я, вообще, очень благодарен судьбе за возможность такого общения.
Джон Леннон говорил: «Не верьте никому, кто старше тридцати!», и он прав. Поэтому ты мне, на всякий случай, не верь. А вот в Индии недавно видели живого покемона, так уж это правда. Точно тебе говорю.

См. также: интервью с Алексеем Толкачевым от 5 мая 2006 г. (копия в PDF).